|
Спеши любить |
|
A Walk to Remember |
|
Лучший фильм о любви, на все времена! |
Глава тринадцатая
Когда мне было семнадцать, моя жизнь изменилась навсегда. Когда я иду улицами Бьюфорта сорок лет спустя, вспоминая тот год моей жизни, я помню все так ясно, как будто это все еще находилось перед моими глазами. Я помню Джейми, говорящая «да» моему, затаившему дыхание, вопросу и как мы начали плакать вместе. Я помню, как говорил и с Хегбертом и с моими родителями, объясняя им, что я должен был сделать. Они думали, что я делал это только для Джейми, и все они втроем пробовали отговорить меня от этого, особенно когда они все поняли. Джейми сказала да. То, чего они не понимали, и я должен был ясно дать им понять, было то, что я должен был сделать это для себя. Я любил ее, так сильно, что меня не волновало, была ли она больна. Я не волновался, что времени у нас осталось немного. Ни одна из тех вещей не имела значение для меня. Все, о чем я волновался – сделать то, что говорило мне мое сердце, и это было правильно. По-моему это было впервые, когда Бог когда-либо говорил непосредственно со мной, и я знал с уверенностью, что я не собирался противиться. Я знаю, что некоторые из Вас могут задаться вопросом, делал ли я это из жалости. Некоторые, из более циничных, могут даже задаться вопросом, сделал ли я это, потому что ей оставалось немного, но так или иначе, я не предавал этому большого значения. Ответ на оба вопроса – нет. Я женился бы на Джейми Саливан независимо оттого, что случилось бы в будущем. Я женился бы на Джейми Саливан, если бы чудо, о котором я молился, внезапно произошло. Я знал это в тот момент, когда спрашивал ее, и я все еще знаю это сегодня. Джейми была больше, чем просто женщиной, которую я любил. В том году Джейми помогла мне стать человеком, которым я есть сегодня. Своей устойчивой рукой она показала мне, как важно было помочь другим; с терпением и добротой она показала мне, что такое жизнь. Ее жизнерадостность и оптимизм, даже во времена болезни, были самой удивительной вещью, которую я когда-либо видел. Мы были обвенчаны Хегбертом в Баптистской церкви, мой отец стоял около меня как шафер. Это было другой вещью, которую она сделала. На Юге есть традиция, чтобы ваш отец находился около Вас, но для меня – это традиция, которая не имела бы большого значения, если бы Джейми не появилась в моей жизни. Джейми примирила моего отца и меня снова; так или иначе она также сумела излечить некоторые из ран между нашими двумя семьями. После того, что он сделал для меня и для Джейми, я, наконец, понял, что мой отец был тем, на кого я мог всегда рассчитывать, и с течением времени, наши отношения устойчиво становились все более сильными до его смерти. Джейми также показала мне цену прощения и что с её помощью может происходить. Я понял это в тот день, когда Эрик и Маргарет приехали в ее дом. Джейми не высказала никаких недовольств. Джейми вела свою жизнь так, как учила Библия. Джейми не была просто ангелом, который спас Тома Торнтона, она была ангелом, который спас нас всех. Как она и хотела, церковь была заполнена людьми. Более чем двести гостей были внутри, и еще больше ждали снаружи, когда мы венчались 12 марта 1959. Из-за того, что мы обвенчались сразу же, не было времени делать много приготовлений, люди выходили с домов, чтобы сделать этот день настолько особенным, как они могли, просто для того, чтобы нас поддержать. Я видел всех, кого знал – мисс Гарбер, Эрика, Маргарет, Эдди, Салли, Кери, Анжелу, и даже Лью с его бабушкой – и не было скучающих в доме, когда заиграла музыка. |
|
Хотя Джейми была слаба и не вставала с кровати в течение двух недель, она настаивала на том, чтобы пройти между рядами в церкви, чтобы ее отец мог выдать её. "Это очень важно для меня, Лендон", сказала она. "Это – часть моей мечты, помнишь?" Хотя я полагал, что это будет невозможно, я просто кивал. Я не мог не восхищаться ее верой. Я знал, что она планировала надеть платье, в котором она была в Театре в вечер пьесы. Это было единственное белое платье, которое можно было быстро достать, хотя я и знал, что оно будет на ней более свободным, чем прежде. В то время как я задавался вопросом, как Джейми будет смотреться в платье, мой отец положил руку на мое плечо, когда мы стояли перед общиной. "Я горжусь тобой, сын". Я кивал. "Я горжусь тобой также, папа". Это был первый раз, когда я говорил ему такие слова. Моя мама была в переднем ряду, вытирая глаза платком, когда заиграли "Свадебный марш". Двери открылись, и я увидел Джейми, сидящую на инвалидном кресле, и медсестру возле неё. Со всей силой, которая у неё осталась, Джейми стояла шатко, и ее отец поддерживал ее. Когда Джейми и Хегберт медленно пошли через проход, все в церкви сидели тихо в удивлении. Казалось, что на полпути Джейми внезапно утомилась, и они остановились, чтобы она отдышалась. Ее глаза закрылись, и на мгновение я думал, что она не сможет продолжить. Я знаю, что прошло не больше, чем десять или двенадцать секунд, но это показалось намного более длинным, и, наконец, она слегка кивнула. Джейми и Хегберт начали двигаться снова, и я почувствовал волну гордости, приходящую от сердца. Бывало, я размышлял, что это была самая трудная прогулка, которую кто-либо когда-либо делал. В любом случае, незабываемая прогулка. Медсестра катила инвалидное кресло, Джейми и ее отец шли ко мне. Когда она, наконец, подошла ко мне, вокруг была такая радость, что каждый спонтанно начал хлопать. Медсестра подкатила инвалидное кресло, и Джейми села снова, будучи истощенной. С улыбкой я стал на колени так, чтобы быть на уровне с нею. Мой отец тогда сделал то же самое. Хегберт, после того, как поцеловал Джейми в щеку, открыл Библию, чтобы начать церемонию. Когда она началась, он, казалось, оставил роль отца Джейми и стал кое-кем более отдаленным, так он мог контролировать свои эмоции. Все же я мог видеть, что он боролся, когда стоял перед нами. Он взгромоздил очки на свой нос и открыл Библию, затем посмотрел на Джейми и меня. Хегберт возвышался над нами, и я мог сказать, что он не ожидал того, что мы были настолько низкими. На мгновение он стоял перед нами, почти смущенный, потом неожиданно решил также стать на колени. Джейми улыбнулась и взяла его за свободную руку, затем взяла мою, соединяя нас. Хегберт начал церемонию традиционным способом, затем прочитал отрывок из Библии, которую Джейми когда-то указала мне. Зная, насколько слабой она была, я думал, что он сделает так, чтобы мы произнесли обет сразу же, но еще раз Хегберт удивил меня. Он посмотрел на Джейми и меня, тогда на общину, тогда на нас снова, как будто ища правильные слова. Он прокашлялся, и его голос повысился так, чтобы каждый мог услышать это. Вот что он сказал: "Как отец, я должен отдать мою дочь, но я не уверен, что я в состоянии сделать это". Община затихла, и Хегберт кивал мне, желая, чтобы я проявил терпение. Джейми сжимала мою руку, поддерживая меня. "Я не могу отдать Джейми так же, как и не могу отдать свое сердце. Но то, что я могу сделать – позволить другому разделить радость, которую она всегда давала мне. Да благословит вас Господь Бог". Именно тогда он отложил Библию. Он наклонился, подавая мне свою руку, и я взял её, заканчивая круг. С этим он вел нас через наши обеты. Мой отец вручил мне кольцо, которое моя мать помогла мне выбирать, и Джейми также дала мне кольцо. Мы надели их на наши пальцы. Хегберт наблюдал, как мы это делали, и когда мы были, наконец, готовы, он объявил нас мужем и женой. Я поцеловал Джейми мягко, и моя мать начала плакать, затем взял Джейми за руку. Перед Богом и всеми остальными, я обещал свою любовь и преданность, в болезни и в здоровье, и я никогда не чувствовал себя так хорошо. Это был, я помню, самый замечательный момент моей жизни. Прошло сорок лет, и я могу еще помнить все, что произошло в тот день. Я могу быть старше и мудрее, я, возможно, жил другой жизнью с тех пор, но я знаю, что, когда мое время, в конечном счете, закончиться, воспоминания о том дне будут заключительными образами, которые пройдут через мое сознание. Я все еще люблю ее, понимаете, и я никогда не снимал свое кольцо. Все эти годы я никогда не имел желание сделать так. Я дышу глубоко, вдыхая свежий весенний воздух. Хотя Бьюфорт изменился, и я изменился, сам воздух остался прежним. Это – все еще воздух моего детства, воздух моего семнадцатого года, и когда я, наконец, выдыхаю, мне снова пятьдесят семь. Но ничего страшного. Я слегка улыбаюсь, смотря на небо, зная, что есть одна вещь, которую я все еще не сказал Вам: теперь я верю, что чудеса случаются. |
